Знаю я и то, что я не встречу Карстена. Я ни разу не встретила его с тех пор, как приехала сюда. Как будто мы ходим разными дорогами. Я уже целый месяц здесь, и я уже начала задумываться, а не перебрался ли он жить в другое место? Однажды я спросила Йенса как бы невзначай об этом, тот ответил, что ничего давно не слышал о Карстене, а правда ли это или опять ложь, кто же его знает.
Первое время я все время ожидала, что вот-вот столкнусь с ним. Собираясь в школу, тщательно готовилась, накладывая макияж, прислушивалась к каждому звуку велосипедного звонка или шин, шуршащих по асфальту, оглядываясь и ища в промелькнувшей вдали фигурке на велосипеде моего непутевого возлюбленного. Но дни шли, и я смирилась с тем, что уже никогда больше его не увижу.
Я не испытываю к нему больше тех чувств, которые испепеляли меня когда-то, и я понимаю, что прошлое уже никогда не повторится. Волшебная пелена первого очарования и слепой страсти спала. Теперь я могу судить о нем почти беспристрастно и вижу его ограниченность, его позерство, поверхностность его чувств и переживаний. Я приехала сюда в этот раз не для того, чтобы вернуть с ним отношения. Я хочу достичь вполне конкретных целей: выучить язык, начать работать и обеспечить будущее и возможности для себя и для моих детей. Так что, отсутствие Карстена в моей жизни даже вполне положительный момент, потому что я не знаю, как бы я среагировала, появись он на моем пути снова.
На станцию я прихожу одна из первых. Затем подтягивается еще несколько человек, и это почти всегда одни и те же лица. Никаких работяг, которые должны каждое утро ехать в окружной центр, Ильцен. Как я уже давно заметила, практически никто в городе не работает. Все, с кем мне так или иначе приходилось сталкиваться, живут на пособие. Да и из интернета я узнала, что процент таких людей – «социальщиков» – в Германии очень велик. Зачем напрягаться, если получение дотаций от государства позволяет вести более менее сносное существование. Конечно, без особых излишеств и шика, но вполне сносное. На таком уровне жила и я в России, только при этом мне приходилось каждый день отдавать свои силы и энергию той компании, на которую я работала, то есть каждые 8 часов моей жизни, изо дня в день и из года в год, не считая коротких выходных и отпусков.
Конечно и в Бад Бодентайхе не все ведут праздный образ жизни. Но люди, имеющие работу, не ездят со мной в поезде. Они оправляются в большие города к месту службы на своих авто, а дома, в которых они проживают, выделяются из общей массы. Обычно это симпатичные коттеджи из красного или коричневого кирпича, с огромными окнами от потолка до земли и довольно обширными ухоженными лужайками вокруг дома.
Компания, которая собирается по будням на станции в ожидании поезда ERX RB-47, идущего напрямую из Брауншвейга до Ильцена и циркулирующего по этому маршруту только туда и обратно, состоит по большей части из молодежи: студентов колледжей и учеников старших классов, которым приходится каждое утро ездить в окружной центр, потому что в Бад Бодентайхе есть только начальная школа. Это веселые шумные компании дурачащихся беспечных подростков, таких же, как их сверстники в моей стране. Почти таких же, как мои дети. Но есть в их поведении едва уловимое различие: особая уверенность, проявляющаяся в их манере держать себя, хотя они сами могут не замечать и не осознавать этого.
Они граждане Германии, граждане Евросоюза. Их прошлое было счастливым и безмятежным, будущее видится безоблачным и надежным. Они никогда не знали нужды ни в чем, а их родителям не приходилось тянуть унылую лямку тяжелой и низкооплачиваемой работы, чтобы обеспечить своих детей всем необходимым. Комфорт и сытость, а вместе с ними и свобода самовыражения для этих юнцов так же естественны как воздух, которым они дышат. И это не пустые слова. Когда ты гражданин страны с высоким уровнем жизни и социальной защиты, это совсем другое осознание самого себя и своего места под солнцем. Уверенность в завтрашнем дне впитывается с молоком мастери и определяет мировоззрение и самоидентификацию человека в этом мире.
Мне приятно и, в то же время, грустно смотреть на них, потому что я на их фоне остро чувствую, насколько обделены были мои дети. Мне жаль, что я не могла дать моим сыновьям того, что имеют эти немецкие мальчишки и девчонки всего лишь по праву своего рождения.
Особняком держится парочка: высокий худощавый парень лет двадцати и его девушка с длинными темно-сиреневыми волосами, постоянно парящая вайпер. Они тоже приходят к поезду каждое утро и всегда поглощены только друг другом, как это бывает у молодых влюбленных пар на заре взаимоотношений.
На том конце улицы, ведущей к станции, показывается Мануэла со своим большим псом. Увидев меня, они издалека приветственно машет мне рукой, а я улыбаюсь ей в ответ.
– Привет, дорогая, как дела? – кричит она.
Я уже не раз отмечала про себя, что ее движения такие же порывистые, как у Карстена. Она чмокает меня в щеку и взъерошивает себе ладонью и без того торчащие во все стороны ярко огненные волосы.
– Фу, Рольф, – одергивает она своего пса, который лаем приветствует проходящего мимо на поводке своего приятеля, большого лохматого кобеля.
Из сбивчивого монолога Мануэлы (полноценный диалог у нас не получается по причине моих ограниченных языковых навыков) я понимаю, что она едет в Ильцен к своему бой-френду. Я уже не раз видела их вместе в городе.
Ее новый друг, толстый увалень с ежиком коротко остриженных волос на круглой щекастой голове, очень напомнил мне своей внешностью Удо, приемного отца Мануэлы и друга Йенса. Абсолютная противоположность Карстену, который, как всем известно, когда-то жил с Мануэлой гражданским браком и даже заделал ей ребенка. Йоргенс, нынешний ее партнер, спокойный и молчаливый. Невооруженным глазом видно, что верховодит в их союзе именно Мануэла, яркая, шумная, непредсказуемая, с бьющей через край энергией. Она и ростом на целую голову выше его.
Я бы не выбрала себе такого некрасивого парня в партнеры. Но в этом, наверное, и кроется одна из моих вечных ошибок: покупаться на внешний антураж. Этот парень, самое главное, порядочный и надежный, и он проявляет заботу о ее дочери, в отличие от настоящего отца ребенка, яркого и харизматичного Карстена. Я видела, как Йоргенс водит за руку малышку Таню во время совместных прогулок с Мануэлой, как заботливо он отряхивает на ней курточку или поправляет сбившийся на сторону шарфик. В конце концов, он просто гуляет с ней вместе, а не с одной Мануэлой, и не шарахается от нее на другую сторону улицы при встрече, как это делает родной отец.
Поезд на этот раз приходит без опозданий. Это удивительно, потому что я уже привыкла к некогда шокировавшему меня факту, что поезда DB (Deutsche Bahn- главная железнодорожная компания Германии) редко ходят точно по расписанию. Этот никак не вяжется с моими представлениями о немецкой пунктуальности. Нажав на большую круглую кнопку, открывающую двери, мы входим и занимаем места в вагоне.
Всю дорогу Мануэла болтает со мной без умолку. Ее нисколько не волнует, понимаю ли я, что она мне говорит, хотя из вежливости я стараюсь таращить на нее глаза, полные внимания, и даже киваю кое-где, надеюсь к месту.
На коленях у Мануэлы покоится большая вязаная сумка с вышитым именем ее дочери «Tanja». Это вязала ее мама Берта. Берта вяжет для себя и соседей, это и хобби, и возможность немного подзаработать.
Мануэла просматривает WhatsApp:
– Йенс написал, что ты забыла йогурт.
Меня внутренне передергивает. Все понятно, мой муженек опять пытается контролировать меня через Мануэлу. Сейчас он не просто написал ей, он удостоверился, что я поехала на занятия, а не улизнула куда-нибудь в другом направлении.
– Йенс хороший мужчина, – говорит моя подружка.
О да, так вы все думаете, ведь даже его
